– Ты шутишь.

Она быстро оглядела комнату и остановила взгляд на полной немолодой женщине в белом жакете.

– Вон там Мэриам Шау. Она может со всей убедительностью доказать, что актер Колм был членом Семерки.

– Ты права, я действительно не понимаю.

Квинда подавила смешок.

– О настоящей цели Общества Талино никогда не говорят. Никогда не признают ее.

Я покачал головой.

– Вряд ли это так. Цель Общества изложена на табличке у двери внизу. «Обелить имя и восстановить должное уважение к деяниям Людика Талино». Или что-то в этом роде.

– «Верного штурмана “Корсариуса”», – закончила она с притворной торжественностью.

– Так в чем же секрет?

– Секрет, Алекс, в том, что здесь нет ни одного человека, кроме, возможно, тебя и еще двух гостей, появившихся впервые, кто бы принимал все это всерьез.

– Ах, так...

– Слушай, почему ты не рассказываешь мне о дяде? Как поживает Гейб? Ты давно вернулся?

– Гейб был на «Капелле».

Ресницы ее вздрогнули и опустились.

– Мне очень жаль.

– Условие человеческого существования, – я пожал плечами.

Мне было известно, что ее дед тоже умер. Гейб упомянул об этом много лет назад.

– Объясни мне, зачем люди приходят сюда и слушают вранье.

– Я любила Гейба, – сказала после молчания Квинда.

– Все его любили.

Мы перешли к бару и взяли бокалы.

– Не смогу как следует объяснить, – сказала она. – Это фантазия, способ уйти от обыденности и постоять на мостике рядом с Кристофером Симом.

– Разве нельзя сделать это с помощью моделирования?

– Наверное. – Квинда задумалась. – Но здесь, в залах Общества Талино, всегда 1206-й год, и «Корсариус» еще стоит во главе обороны. Мы некоторым образом управляем историей: можем менять ее, делать ее нашей. О, черт, не знаю, как объяснить, чтобы это не звучало бессмысленно. – Она улыбнулась мне снизу вверх. – Мне кажется, что идея Уайлера может быть правдой. Это возможно. И подобная возможность дает нам простор для передвижений по времени Сопротивления и способ стать его частью, понимаешь? – Квинда посмотрела на меня, потом с добродушной улыбкой покачала головой. – Все в порядке, Алекс. Сомневаюсь, что здравомыслящий человек может это понять.

Я не хотел обидеть ее, поэтому ответил, что, конечно, понял и мне это кажется прекрасной идеей.

Если бы я был посторонним, мои слова вызвали бы ее раздражение, а так она решила отнестись ко мне терпимо.

– Все в порядке, – сказала она. – Слушай, мне надо идти к друзьям. Ты вернешься?

– Да, возможно.

Конечно, я имел в виду «нет».

Она понимающе кивнула.

– Может, лучше пообедаем вместе? – предложил я. – Завтра вечером?

– Хорошо. С удовольствием.

Мы договорились о встрече, и я ушел.

Мне удалось найти несколько человек, знавших Джона Кайбера. Он им нравился, но в нем, по-видимому, не было ничего необычного, по крайней мере, ничего такого, что могло бы привлечь к нему внимание Гейба. Лишь двое из них знали, что он пропал.

В Обществе Талино имелся Зал трофеев, куда можно было попасть через один из залов заседаний. Когда я вошел туда, там было полно народа.

Прежде всего взгляд привлекали прекрасные парные портреты Талино и Кристофера Сима. По стенам висели удостоверения и таблички, представлявшие собой награды членов Общества, как я предположил, за достижения в исследованиях: экскурсы в боевую тактику у Гранд Салинас, анализ психологии ашиуров, применительно к мотивам атаки на Пойнт-Эдвард, сборник афоризмов, приписываемых Тариену Симу, и так далее. «Интересно, – подумал я, – что здесь настоящее, а что – лишь иллюзия».

Были еще фотографии мужчин и женщин в сине-голубых мундирах раннего периода Конфедерации, портреты степенных немолодых типов, входивших в число основателей Общества, и большой платиновый кубок – награда команде детей-популяризаторов, спонсором которой было Общество.

На полках стояли и другие трофеи, некоторые из них были украшены изображениями фрегатов или сияющих протуберанцев. На одной особенно заметной серебряной табличке была изображена черная фурия. На ней были выгравированы имена шестидесяти выдающихся членов Общества, избираемых на ежегодных собраниях.

Имелся в Зале трофеев и банк данных с двумя терминалами. Я подождал, пока один из них освободится, и сел перед ним. Это была автономная система, соединенная с банками данных в других частях здания. Ввод осуществлялся голосом или с помощью клавиатуры, ответы появлялись на дисплее. Я отыскал канал «Архивы», ввел имя «Джон Кайбер» и запросил биографические данные. Их оказалось немного:

Его имя и номер, по которому с ним можно связаться по общей сети.

Я спросил о его должности в Обществе Талино. Компьютер ответил:

– Нет. Он когда-нибудь выступал на собраниях?

– Да. Названия выступлений, пожалуйста.

– Пожалуйста, дайте копии всех выступлений.

Я прислушивался к едва различимому шороху принтера и ждал, надеясь найти причину того, почему Кайбер отправился вместе с Гейбом. Но в этом болоте разнообразных игр можно ли хоть чему-то верить?

– Компьютер, – спросил я, – бывал ли здесь Габриэль Бенедикт?

– Когда?

– Он пришел один?

– Присутствовал ли в тот вечер Кайбер?

– Выступал ли мистер Бенедикт?

Наверное, в этом заседании было нечто особенное.

– Можно увидеть программу того вечера?

До меня вдруг дошло, что я упустил нечто важное.

– Вы сказали, что присутствующие на таких собраниях, как правило, не регистрируются.

– Откуда же вам известно, что Габриэль Бенедикт был здесь 30-го Прима?

Вот оно!

– О чем он спрашивал?

– Видел ли он что-нибудь по этому вопросу, чего вы не показали мне?

– А второй вопрос?