Шпили космопорта вдали выглядели хрупкими на фоне угрожающе потемневшего неба. С вершины «Башни» падал водяной занавес. Я наблюдал, как с противоположной стороны подлетел челнок, сделал петлю, грациозно накренился и опустился в комплекс.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти то, что я искал – дорогу, по которой Ли ехала из Пойнт-Эдварда к Ричардсону. Ее уже не существовало, сообщение между этими двумя пунктами шло по воздуху, и любому жителю маленьких городков проще было обзавестись скиммером.

Но отдельные отрезки древней дороги еще можно было различить. Огибая группу холмов, она шла параллельно сначала одной реке, потом другой. В основном ее можно угадать только по более молодым деревьям.

Я поместил карту на монитор и смотрел сквозь атлас, стараясь найти место, где Киндрел потерпела аварию.

Валгалла, небольшое фермерское селение: около дюжины домов, магазин аппаратуры, продовольственный магазин, мэрия, ресторан, таверна. Двое на крыше сооружали слуховое окно, несколько человек собралось возле мэрии. Никто даже не взглянул вверх, когда я пролетал над ними.

Киндрел описала крутой поворот, который мог быть только с восточной стороны, где дорога выходила из холмистой местности. Не было ни следа канавы, ни углубления, но два века – срок большой. Это произошло где-то здесь. Необозначенное место на планете, усыпанной мемориалами. Любопытно, как бы изменилась история Илианды, если бы в ту ночь Киндрел Ли погибла?

Час спустя я летел над широкой, усыпанной островками бухтой Пойнт-Эдварда.

Город расползался на склоны окружающих его хребтов, рискованно близко прижимался к пропастям, поддерживаемый комбинацией металлических опор и силового поля. Посадочные площадки блестели на крышах и в высеченных скальных гротах. Некоторые общественные здания изгибались арками над трещинами. Приморский бульвар, протянулся почти на том же месте, что и во времена Сопротивления, огибая бухту и переходя на севере в улицу с двусторонним движением.

Лес, скалы и снег: серо-белый пейзаж сливался с мрачным небом. Я лениво кружил над районом, любуясь его дикой красотой, потом повернул на север.

Пойнт-Эдвард остался позади. Прибрежное шоссе устремилось в глубь материка и нырнуло в густой лес.

Горы постепенно сливались в монолитную крепостную стену, гладкую, отражающую свет, не имеющую срока жизни. Илиандцы называют ее Стена Клона, в честь мифического героя, построившего ее для защиты от полчищ морских демонов. В ее тени воздух был холодным. Я держался низко, почти у самых брызг.

Паруса разрезали густой туман, а высоко надо мной пролетали скиммеры и даже аэробусы. Несколько чаек кружили рядом, некрасивые существа, с клювом лопатой, огромными крыльями и голосом, напоминающим отбойный молоток. В воздушных потоках лениво плавали пузырники.

Редкие деревья жались к скале. Компьютер определил некоторые из них, как «Кассандры». Считалось, что они обладают чем-то вроде лиственного разума. Тесты не дали окончательного ответа, и скептики продолжали утверждать, что это легенда, поскольку в путанице их ветвей угадывались какие-то человеческие черты, особенно когда солнце просвечивает сквозь кроны.

Несколько деревьев сгрудились на краю кратера. Я повернул на них навигационный телескоп: переплетенные ветви, широкие листья тянутся к скудному серому свету. Но солнца не было, и никакого лица я не увидел. Когда я приблизился к Карнизу Сима, в наушниках зазвучал повторяющий одно и то же голос.

– Имеются необходимые удобства для туристов, – говорил он. – Пожалуйста, переключитесь на автоматическое управление. В радиусе восьми километров от парка полеты с ручным управлением запрещены.

Я подчинился. Скиммер немедленно рванул в сторону моря, набрал высоту и начал медленный разворот к крутой стене.

На посадку выстроилась очередь из трех скиммеров. С ближайшего из них мне махали руками детишки, и я помахал в ответ. Мы находились уже над краем хребта, подходя к бело-голубому посадочному комплексу на самой вершине.

Карниз Сима находился ниже. На нем был сооружен отель с золотым куполом, теннисными кортами и плавательными бассейнами. Во времена Сима он, наверное, представлял собой полоску скалы, на которой едва мог уместиться скиммер. Но его укрепили, расширили и обнесли оградой.

Женский голос в переговорном устройстве был молодой и сладкий, как сироп.

– Добро пожаловать на Карниз Кристофера Сима. Пожалуйста, не пытайтесь выйти из своего скиммера, пока он полностью не остановится. Желаете заказать номер в отеле «Сима»?

– Нет, – ответил я. – Хочу только посмотреть на Карниз.

– Очень хорошо, сэр. Вы можете добраться до Карниза Кристофера Сима, следуя синим отметкам. Комитет Сопротивления напоминает, что прохладительные напитки можно употреблять только в специально отведенных местах. Желаю вам приятно провести время.

Я опустился на посадочную площадку, сдал скиммер смотрителю, сел в голубой вагончик, который спустил меня по туннелю на основной уровень, и оказался в холле гостиницы. Синяя стрелка указывала на боковую дверь. Несколько человек, в основном дети, плескались в окруженном папоротниками бассейне. Сувенирная лавка предлагала посуду и стаканы эпохи Сопротивления, вымпелы, модели «Корсариуса», основательный набор кристаллов и книг, среди которых был «Человек и Олимпиец», а также скромный томик «Максимы Кристофера Сима». Над вестибюлем царила великолепная картина Толденьи «На скале»: задумавшийся Сим довольно рискованно сидит на верхушке округлого обломка скалы, глядя на волнующийся под ним океан, освещенный восходящим солнцем, а на горизонте видны штормовые облака.

Он одет в свободную куртку и широкие брюки, а светлые с проседью волосы кудрями выбиваются из-под потрепанной шляпы. Прищуренные глаза полны боли. Слева виднеется бело-зеленое крыло его скиммера с изображением моркадского дерева, которое более четырехсот лет служило официальным символом Илианды.

Я купил экземпляр «Максим» и взял его с собой на Карниз, оказавшись там почти в одиночестве.

– Не сезон, – объяснил смотритель. – В это время года у нас мало туристов, но многие прилетают из города, чтобы пообедать и выпить. Вечером будет полно народу.

Карниз открыт всем ветрам, а все остальное герметизировано и обогрето, включая обзорную площадку, расположенную под прямым углом к поверхности выступа, на которой несколько человек смотрели в телескопы, выстроившиеся целой батареей. Молодая, тепло укутанная пара, вышла наружу вслед за мной.

Возле низкой сеточной ограды играли детишки, взбирались на нее, и тогда уже ничто не отделяло их от более счастливого мира. Далеко внизу лежал океан, и я, заглянув туда, отпрянул назад.

Над головой развевались разнообразные флаги, морские птицы описывали круги, а пара пузырников плавала сразу за оградой на расстоянии вытянутой руки. Даже в тени горной стены их амебные мешки переливались всеми цветами радуги. Эти мирные, неторопливые создания существуют на многих планетах, и проявляют по отношению к нам неустанное любопытство. «Их стоило сохранить», подумал я. И чаек, и широкое море, которое существует здесь уже сколько миллионов лет.

Как мог Сим даже подумать об уничтожении всего этого? Как мог он стоять здесь, под неподвластными времени стенами, и обдумывать такой план?

Найдя на обзорной площадке скамейку, я сел и открыл «Максим».

Изданы они были частным образом через Орден Фурии. Материал в основном взят из единственной опубликованной работы Сима. Но имелись также отрывки из писем, судовых документов, комментарии, приписываемые ему, публичные заявления, и тому подобное.

«На нас надвинулся кризис, – говорит он на заседании Конгресса, – и я покривил бы душой, не признав перед вами, что прежде, чем он закончится, многие места в этой палате окажутся пустыми».

А одному из сенаторов той же планеты он писал:

«Я совершенно уверен, что какая бы сила ни увела нас невообразимо далеко от Аркадии, она, несомненно, не собирается теперь бросить нас на произвол судьбы, во власть этой древней, лишенной воображения расы, которая так упорно добивается нашего уничтожения».